Недавно в нашем киноклубе «Сорок сороков», что действует при храме Успения Пресвятой Богородицы, состоялся просмотр фильма режиссера Александра Столярова «Старец Паисий и я, стоящий вверх ногами».
Прежде всего, ведущая рассказала собравшимся о самом режиссере, к сожалению, недавно умершем, и о том, что человек этот был наделен многими талантами, он писал сказки, стихи, делал рисунки к мультфильмам, писал сценарии и снимал документальные фильмы. На православных кинофестивалях он брал гран-при, получал дипломы различного достоинства. Но главным в его творчестве, пожалуй, был все-таки фильм о Паисии Святогорце.
Многие кинокритики по традиции продолжают считать и этот фильм документальным. Но тогда почему его жанр обозначен как комедия и почему он имеет, прямо скажем, дурацкое название? Или потому что посещаемость документальных фильмов просто никакая. Да, фильм не кассовый и не для всех, но для людей православных он дает пищу для размышления, снова и снова напоминая смотрящим о евангельских истинах, не отступая от которых человек (старец Паисий) восходит к святости, даже если всю жизнь сидит в курятнике с курами и индюшками. И все в человеческой жизни свидетельствует ему о Христе, даже в знаках плюс и минус на радиоприемнике он видит напоминание и Животворящем Кресте Господнем. Мы, поверхностно просвещенные в рамках школьного курса, снисходительно улыбнемся. Ну, точно вроде бы как комедия. А еще этот комичный персонаж, шалапай Петр, он же послушник монастыря, он же бывший студент института кинемотографии, он же поклонник братьев Люмьер. Но так ли он комичен? Ведь его духовные поиски едва не заканчиваются трагически. Далеко не безопасно, оказывается, желать чуда, если ты, на самом деле, стоишь вверх ногами. Конечно, в названии фильма метафора, но такая говорящая: мир, отказавшийся жить по евангельским законам, стоит вверх ногами. А мир Божий – это чудо, открывающееся святым.
Итак, это фильм о святости. А как показать святость на экране? Очевидно, нужен какой-то иной нелинейный кинематографический формат. Язык этого фильма сложен, а именно через его язык и стилистику воплощаются главные смыслы фильма. И ключ к пониманию этого языка был чудесным образом найден в авторской прозе – сказке, рассказанной им своей внучке.
СИЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ
А любовь должна быть сильной! – сказала девочка.
– А добро должно быть с кулаками? – спросил я.
– Да, добро должно уметь постоять за себя!
О, сколько я видел таких девочек и мальчиков. Когда их покидала любовь, оставалась сила, и они крушили всех и вся. Потом уходила сила, но они по привычке сжимали ссохшиеся старческие кулачки, не замечая обнажившейся злобы.
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».
Почему, когда я читаю эти строки, мне хочется плакать, силы покидают
меня и вспоминается бабушка Саня… Она была полуграмотная крестьянка,
родила семерых детей, состарилась, ослепла, но глаза – ее голубые глаза – сияли. Что это был за свет? Не знаю. Чтобы не сидеть без дела, она
вязала из разноцветных лоскутков небольшие половички. Какими радостными были эти половички. Она раздавала их знакомым и родственникам.
Бабушка никогда меня не осуждала.
– Бог попустил, – светло вздыхала она. И всякое Божье попущение оказывалось Божьей волей, горе – вразумлением, смерть – облегчением. Вот такой была ваша прабабушка.
– Это вся сказка? – спрашивает Соня.
Нет. Только начало. Жил да был человек, звали его Савл. Он был очень сильный, любил свою родину и ненавидел врагов. И вот с огромным мечом в руках, весь в латах и кожаных ремнях, пришел он к бабушке Сане, встал во дворе, посреди куриц и индюшек, поднял свой меч и спросил:
– Кто твой царь, отвечай?
– Иисус Христос, – ответила бабушка Саня.
– Где твое царство?
– На небе.
– Ага! Мой царь на земле и царство мое здесь, а значит ты – враг мой.
И за это я отрублю тебе голову!
– На все Божья воля, – сказала бабушка Саня. Савл размахнулся мечом и вдруг яркий свет ослепил его и раздался голос:
– Савл, Савл, зачем ты гонишь меня?
Савл упал на землю и замер, а свет исчез.
– Что же ты остановился, – спросила его бабушка Саня, – бросил свой меч и не завершаешь задуманного?
– Я ослеп, – сказал Савл. – И я слышал голос.
– Бог с тобой, садись рядышком. Я научу тебя вязать половички. Как тебя зовут?
– Савл.
– Я буду звать тебя Павлом. Так мне привычнее. Возьми красный лоскуток.
– Но я ослеп.
– А ты, Паша, сердцем смотри, оно все видит.
Вот такими я их и увидел: вашу прабабушку Саню и апостола Павла. Они сидели рядышком, вязали разноцветные половички и беседовали.
«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знания упразднятся».
Для режиссера, когда он начал снимать фильм, было много неясностей, много как: как быть с конфликтом, на котором держится вся драматургия фильма, как показать процесс чудотворения, чтобы не скатится в мистику и оккультизм, и много и много других как. Александр – человек верующий и при этом не номинальный православный, а живущий в вере и извлекающий все свои сюжеты и образы, всё, что им мыслится, чувствуется и делается, изнутри этой веры.
Как признавался сам режиссер, сценарий фильма он начал писать от отчаяния и обиды, общаясь с современными православнутыми, которые ему говорили: Александр, ты Бога не узришь.
–Почему?
–Сердце у тебя нечисто.
—Разумеется, нечисто.
Но он верил, что грехи, если есть желание быть с Богом, не заслонят Небо. Имея печальный опыт общения с такими православными, он уставал от такого понимания святости, которое они предлагали. В итоге он решил написать свой портрет святого, взяв за основу биографию старца Паисия Святогорца. Однако он вскоре понял, что снять фильм о человеке невозможно. Можно только полюбить этого человека. Это как у Крылова: «Чтоб Бога знать, быть должно Богом, / Но чтоб любить Его, / Довольно сердца одного». Поэтому, как говорил сам режиссер, если удается эту любовь запихнуть в фильм, кино случается.
Когда он начал снимать фильм, сразу стало ясно, что святость старца Паисия и вообще святость как таковую нужно передавать иными приемами, отличными от сложившихся в массовом кинематографе, ведь святость логике не поддается. Его основным творческим посылом было то, что если есть духовная поэзия, должно быть духовное кино, поэтому режиссеру нужно искать способы выражения не душевного, а именно духовного уровня бытия, которое почти неописуемо. Обычными средствами этого не достичь, поэтому нужно мыслить неординарно. А как почувствовать, где начинается духовное? Духовность — это дар Святого Духа.
А что такое любовь, и можно ли говорить о ней всерьез и как говорить на полном серьезе о чем бы то ни было, когда, по слову русского поэта, «распадаются слова и не значат ничего»?
Кстати, о серьезности. Входит ли она в число христианских добродетелей, коль скоро мы оказались вынуждены говорить о христианстве? И это заставило всех нас призадуматься.
Но эти же самые вопросы возникали и у смотрящих фильм.
«Старец Паисий и я, стоящий вверх ногами». То есть – несерьезно как-то. А несерьезность дает повод православнутым, заподозрить шутника в отступлении от Православия. Христос, мол, никогда не смеялся.
Однако откроем Евангелие. Вот Он говорит галилейским крестьянам, людям бедным, но практичным и не витающим в облаках: посмотрите на полевые цветы – не ткут, не прядут, а до чего красивы! И царю Соломону не снились такие наряды. А птицы? Не сеют, не жнут, а Отец Небесный питает их. Берите с них пример. Крестьяне переглядываются: он это что, всерьез? Или дурачит нас? Может, он просто не в себе, этот парень из Назарета, откуда по определению не может быть ничего путного?
Кто-то усмехается, кто-то крутит пальцем у виска. Но во всех этих речах, всей этой, с точки зрения здравого смысла, ахинее есть странная притягательность.
Вот и в видимых странностях фильма есть художественная притягательность.
Все знают, что существует мнение, будто Православие – это пафосная, дремучая религия с невероятно серьёзным лицом, которая вся состоит из полубессмысленных ритуалов и непонятного старинного языка.
«Бросьте, – как бы говорит режиссер, Православие, – чудесная тайна и простота самой жизни; наша молитва – великая радость; чудо свершается ежедневно».
Религиозный философ и писатель Владимир Микушевич говорит, фильм ему понравился неподдельной, бесхитростной православной верой – верой наших бабушек.
Подытожим: фильм удается лишь благодаря любви режиссера к человеку, о котором он снимает кино, и важна лишь она, так как только она – не лжет. Не лжет потому, ибо она дар свыше. Фильм, таким образом, получается фильмом не столько о некоем человеке, воспроизвести которого во всей его человеческой сущности невозможно, а фильмом о любви, нисходящей свыше в ответ на потребность в ней, а потребность эта инициирована верой и стремлением жить благодатной жизнью. Дышать «высоким горным воздухом христианства», говоря словами Мандельштама. Если режиссер наполнен сам такой любовью, то каждый фильм его будет свидетельством о Божией любви к человеку и ответной человеческой любви. Например, любви к старцу Паисию.
В конце фильма есть приписка-извинение, в которой говорится о том, что съемочная группа, не могла приблизиться к старцу Паисию по немощи своей, поэтому его просто решили приблизить к себе, а значит, и к нам.
Количество просмотров: (174)