Преподобный Лев Оптинский (Наголкин) .

ПРЕПОДОБНЫЙ ЛЕВ (НАГОЛКИН) ОПТИНСКИЙ.

Православные калужане 18/31 июля, в День празднования Калужской иконы Божией Матери, отмечают День Собора Калужских святых, куда входят преподобные старцы Оптинские.

Старчество  — это стариннейшее монастырское установление, заимствованное Россией у Востока. Старец – это монах (священник или нет), исполненный Духа Святого и ставший для других наставником на пути к духовному совершенству. Старчество – это особое благодатное дарование. Старец призывается на это служение Самим Богом. Сущность старчества заключается в том, что из среды братии, подвизающейся в обители, избирается опытный в духовно-аскетической жизни инок, обладающий даром рассуждения, который становится руководителем, духовным отцом, старцем всей монашеской общины. Во всякое время к нему добровольно идут ученики, раскрывают пред ним свою душу, помыслы, желания и поступки, испрашивают его советов и благословения.

До того как в Оптиной пустыни утвердилась традиция старчества, братия в основном понимала монашеский подвиг как внешнее делание: они выстаивали длительные богослужения, изнуряли себя физическими трудами и земными поклонами, вычитывали большое молитвенное правило. Некоторые носили тяжелые вериги, а в посты почти нечего не вкушали. О внутреннем же делании, то есть борьбе с душевными страстями: гордостью, тщеславием, лукавством, гневом, превозношением и прочими, почти никто не имел должного понятия. Каждый жил и подвизался, как умел. Многие из тех, кто привык за долгие годы монашества только к внешнему деланию, не понимали, что значит борьба со страстями, очищение сердца от дурных наклонностей путем откровения помыслов, послушание. Для некоторых  же введение старчества казалось пустым делом и чуть ли не ересью.

Преподобные Моисей и Антоний были хорошо знакомы с творениями отцов-подвижников, знали о необходимости духовного руководства как важного условия иноческой жизни и желали ввести его в Оптиной пустыни. Но среди оптинской братии не было лиц, которые могли бы положить начало старчеству. Преподобный Моисей был перегружен сложными настоятельскими обязанностями, а преподобный Антоний был слаб здоровьем, чтобы взять на себя введение старчества, обычая для многих совершенно незнакомого и тяжелого, так как оно требовало постоянного внимания к самым малейшим движениям мысли и сердца. Для этого необходим был человек, опытный в духовно — аскетической жизни, обладающий даром рассуждения, твердый и смелый, который мог бы преодолеть все препятствии на пути к его утверждению. Именно таким и был старец Лев (Лев Данилович Наголкин).

Преп. Лев и преп. Макарий

Начало старчества в Оптиной Пустыни относится ко времени переселения в нее преподобного Льва в 1829 году. Ему поручил преподобный Моисей руководство братией.

Старчество, как школа, основанная на святоотческой  литературе со своими правилами, установленных на приемах и преданиях старчества было введено  преподобным Паисием Величковским. Он возродил в своих монастырях древнее учение об Иисусовой молитве и почти забытую к тому времени традицию старчества. Старчество в Оптиной пустыни основывалось на тех началах, которые проводил в своей деятельности преподобный Паисий Величковский.

Лев Данилович Наголкин родился в 1768 году в городе Карачеве Орловской губернии, в семье, принадлежавшей к мещанскому сословию. О его родителях ничего неизвестно. Семья была небогатой. Служил Лев в городе Болхове Орловской губернии в приказчиках у купца, торговавшего пенькой и конопляным маслом. По службе ему приходилось часто бывать в разъездах, много общаться с людьми. Редко кто из болховских купцов для сбыта пеньки выезжал за пределы уезда, а он наладил связи с петербургскими купцами, которым и продавал товар, для чего ему часто приходилось ездить в город Сухиничи Калужской губернии. От природы Лев имел сметливый ум, прекрасную память, любознательность, благодаря своей общительности быстро научился обращению с представителями разных сословий. Не получив образования, он прошел богатую школу жизни.

Однажды, на дороге из Болхова в Сухиничи, которая пролегала среди глухих лесов, произошел случай, свидетельствующий о недюжинной силе Льва. Когда он возвращался из очередной поездки по делам в Сухиничи, на него напал волк — вскочив в сани, он с яростью набросился на молодого приказчика и вырвал у него из ноги кусок мяса. Но тот успел сунуть руку в пасть зверя и так сдавить ему горло, что волк, обессиленный, свалился с саней. Рана со временем зажила, но глубокий шрам от укуса остался, старец всю жизнь слегка прихрамывал на поврежденную ногу.

Хозяин ценил оборотистого приказчика, доверял важные сделки. Со временем он решил отдать ему в жены свою дочь. Но Лев Данилович тогда уже избрал для себя иной путь в жизни, предпочел полностью посвятить себя служению Господу. В 1797 году, в 29 лет, он оставил мирскую жизнь и поступил в Оптину пустынь при игумене Авраамии, трудами которого обитель только начинала восстанавливаться после годов упадка. Здесь он пробыл послушником в течение двух лет. Потом Оптина  станет местом расцвета его старческих даров и местом его последнего пристанища. Но до этого ему пришлось подвизаться также в других монастырях.

Так через два года, повинуясь неудержимому желанию обучаться жизни духовной, он перешел в Белобережскую пустынь, где  настоятелем был старец Василий (Кишкин). Там был пострижен в монашество и наречен Леонидом, рукоположен в иеродиакона, а вскоре в иеромонаха.

Преп.Василий (Кишкин).

Известны несколько случаев из жизни отца Леонида в Белобережской пустыни. Однажды накануне храмового праздника братия, исполнявшая послушание на клиросе, недовольные чем-то, отказались совершать службу, надеясь этим принудить настоятеля выполнить некоторые их требования. Но настоятель не захотел уступить и, чтобы смирить их, позвал отца Леонида с другим братом пропеть праздничную службу. Преподобный весь день возил с хутора сено. Усталый, покрытый пылью, он только что собирался передохнуть, когда ему передали волю настоятеля. Без всякого ропота отправился он в церковь и вдвоем с товарищем пропел всю всенощную.

В 1804 году игумен отец Василий оставил начальствующую должность, необходимо было избрать кого-то на его место. Все единодушно согласились избрать настоятелем отца Леонида, о чем сам Леонид поначалу не знал. Он исполнял свое послушание на квасоварне, когда ему сообщили об избрании и, даже не дав снять фартука, повезли оттуда на утверждение к архиерею.

До этого события отец Леонид побывал в Чолнском монастыре, где познакомился с иеромонахом Феодором (Пользиковым), учеником преподобного Паисия (Величковского). Он был делателем умной молитвы, хорошо знал древние писания подвижников-аскетов, имел рукописи переводов святоотеческих творений, сделанных старцем Паисием. Встреча с духоносным подвижником стала знаменательным событием в жизни отца Леонида. Отец Леонид сразу почувствовал в нем истинного подвижника высокой духовной жизни, необходимость в таком руководителе он давно ощущал, под руководством старца Феодора отец Леонид обучался умному монашескому деланию, непрестанной молитве и противоборства страстям.

Когда отец Леонид был утвержден настоятелем Белобережской пустыни, старец Феодор перешел туда на жительство, приняв его приглашение. Его обрадовала возможность уединенной жизни в пустыни, а отец Леонид обрел духовного отца, с которым не расставался уже до самой его кончины.

Не по сердцу была отцу Леониду многозаботливая настоятельская жизнь, и в скором времени, через 4 года руководства пустынью, он снял с себя настоятельство и вместе со старцем Феодором поселился в келье, построенной для них в отдалении от обители. К ним присоединился и старец Клеопа (Антонов), ученик преподобного Паисия Величковского. Здесь отец Леонид был келейно пострижен в схиму с именем Лев, в честь святителя Льва Катанского. Старец Феодор иногда в шутку называл своего собрата «смиренный лев».

Но и эта удаленная келья со временем стала местом паломничества множества богомольцев. И вновь подвижники решили укрыться от славы и многолюдства и обрести уединенное место для спасения, подвигов и сосредоточенной молитвы. На этот раз они отправились на север — в Валаамский монастырь, куда прибыли в 1811 году и поселились во Всесвятском скиту. И здесь старцы со временем обрели славу своими мудрыми советами и наставлениями. Их пребывание на Валааме послужило возникновению старчества в этой древней обители, которая процвела в дальнейшем целым сонмом своих подвижников.

Через 6 лет отец Лев и старец Феодор перебрались в Александро-Свирский монастырь. Подробностей о жизни старцев в этой обители известно немного. Сохранилось свидетельство о том, как они предсказали день и час приезда Александра I в монастырь. В 1820 году император совершал большую поездку по северным пределам России, посещая и расположенные на пути обители. Александро-Свирский монастырь не значился в его маршруте, но, увидев на дороге крест, указывающий дорогу к монастырю, изъявил желание побывать в обители, тем более, что ему рассказали о духоносных старцах, живущих там. Каково же было удивление императора, когда на подъезде к обители он был торжественно встречен настоятелем и братией. Оказалось, что отцы Лев и Феодор заранее предупредили настоятеля о прибытии императора, хотя никаких официальных сообщений об этом не было. Когда Александр I узнал, что его приезд предсказали старцы, он захотел увидеть их и взять благословение. Чтобы избежать соблазна и славы, отец Лев и Феодор на все вопросы императора отвечали сдержанно, когда же тот пожелал взять благословение у старца Феодора, тот отказался, объяснив, что он простой мужик, не рукоположенный в иереи. Император не стал настаивать, откланялся и уехал.

В Александро-Свирском монастыре отцу Льву придется навсегда расстаться со своим духовным руководителем и другом старцем Феодором.

После кончины  старца Федора отец Лев с учениками перебрался в Площанскую Богородицкую пустынь, где произошла его встреча с будущим оптинским старцем Макарием (Ивановым), его верным учеником, ближайшим помощником и преемником по старчеству.

Через год старец Лев перешел на последнее место своего земного пребывания – в Предтеченский скит Оптиной Пустыни, куда в 61 год он переселился с шестью учениками, среди которых был и будущий святитель Игнатий (Брянчанинов).  Сюда его давно звал и епископ Филарет (Амфитеатров), по инициативе которого был устроен скит, и настоятель игумен Моисей, желавший иметь в обители опытного старца. Отец Лев, который волею Божией полностью созрел для старческого руководства, и  становится родоначальником всех старцев Оптинских. Настоятель поручает ему окормлять братию и богомольцев, да и сам подчинился духовному руководству старца Льва. Поселился старец  Лев на монастырской пасеке, где ему был отведен домик в некотором отдалении от скита, чтобы здесь могли бывать все посетители, в том числе и женщины (вход в скит женщинам был воспрещен).

Уклад жизни в скиту был строгий, вот как его описывает святитель Игнатий (Брянчанинов), в то время — послушник и ученик старца: «Все скитяне составляли тогда одну духовную семью. Мир и любовь царствовали в ней. Все отличались глубоким смирением. Каждый старался превзойти другого в этом отношении. Даже взглядом боялись друг друга оскорбить, испрашивая прощение при малейшем оскорблении брата. Все сохраняли безмолвие. По кельям друг к другу не ходили. Некоторые только выходили иногда для уединенных прогулок в скиту в ночное время. Новоначальных наставляли не столько словами, сколько примером своей жизни. Благой пример старших братий благодетельно действовал на них, располагая их к подражанию. На общие послушания выходили все обязательно (исключая некоторых почтенных старцев). Дрова для топлива келий собирали сами в лесу. Чай пили только по субботам, воскресным и праздничным дням, собираясь для этого у старца отца Леонида на пасеке. Самоваров же по кельям братия не держали. Приготовление пищи по кельям и вообще держание съестных припасов в кельях было воспрещено. О водке и табаке не было и помину. Для откровения помыслов все братия ходили ежедневно к Старцу на пасеку после вечерней трапезы и у него же в келье выслушивали молитвы на сон грядущим. Больше всего поучал Старец смирению».

Отец Лев особо почитал преподобного Александра Свирского, в обители которого прожил 12 лет. В келье находилась большая икона этого святого, где он был изображен на холсте в рост, а также большой образ Ангела хранителя и Владимирская икона Божией Матери — благословение схимонаха Феодора, которой когда-то и его  благословил старец Паисий Величковский.

Все время, свободное от молитвы и богослужения, отец Лев посвящал служению ближним. Пищу, он вкушал два раза в день, самую простую. Сон, включая краткий послеобеденный отдых, занимал не более трех часов в сутки. Во время приема посетителей он имел обыкновение заниматься нехитрым рукоделием: плел пояски, которые раздавал потом как благословение.

Речь его была простой, при этом яркой и образной, наполненной народными поговорками, присловьями, поэтому очень живой и доступной. Часто свои назидания и внушения он разбавлял шуткой, обладая отменным чувством юмора.

Старец мог быть резок и не боялся, если нужно, затронуть самолюбие своих духовных детей. Напротив, все его обращение с ними направлено было к искоренению этого скрытого, но губительного порока. Но в этом никогда не было грубости или раздражения и делалось исключительно ради духовной пользы. Один брат упорно просил отца Льва, чтобы тот дозволил ему носить вериги. Старец долго не соглашался, объясняя, что не в веригах спасение. Наконец, желая проучить брата, позвал монастырского кузнеца и сказал ему: «Когда придет к тебе такой-то брат и будет просить сделать ему вериги, дай ему хорошую пощечину». Через некоторое время на очередную просьбу брата старец сказал: «Ну, поди, поди к кузнецу, попроси его сделать тебе вериги». Брат с радостью прибегает в кузню и говорит: «Батюшка благословил тебе сделать для меня вериги». Занятый в это время делом кузнец, проговорив наскоро: «Какие тебе вериги?» — как даст ему пощечину. Тот, не стерпев, ответил ему также пощечиной, и тотчас оба отправились на суд к старцу. Кузнецу, конечно, ничего не было. А брату, желавшему носить вериги, был от старца хороший выговор: «Куда же ты лезешь носить вериги, когда и одной пощечины не мог потерпеть!»

Терпение оскорблений и обид отец Лев считал необходимым для спасения, он писал духовному чаду: «Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение. Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями». Сам старец уже достиг духовного мира, который не могли нарушить никакие скорби или неприятности. Никто никогда не видел святого возмущенным, в страстном гневе или раздраженным. В самые тяжелые дни его жизни от него невозможно было услышать слово нетерпения или ропота, никто не видел его в унынии.

Мудрость преподобного Льва скоро сделала его известным и вне обители. Ради духовных советов начали приходить к дверям его кельи из городов и сел купцы, дворяне, мещане и простой народ.

Однако переустройство монастырей по заветам Паисия Величковского, особенно установление старчества, было принято недоброжелательно большинством мирского духовенства и епархиальных властей. Старцы нарушали обычный порядок обители, оставляли пастыря без паствы, что вызывало зависть приходского духовенства. Те епископы, которым было дорого совершенство монашеского жития в монастырях и спасение душ, были не многочисленны.

Кипучая деятельность отца Льва была не по душе Калужскому епископу Николаю, который считал, что схимник должен уединенно молиться, а не беседовать с народом. Он поддерживал монахов, недовольных деятельностью отца Льва, не понимающих истинного значения старчества и писавших на него доносы. Положение особенно обострилось в 1835 году. Епископ Николай неоднократно запрещал отцу Льву принимать посетителей, а в 1836 году перевел его из скита в монастырь, тем самым лишив скитскую братию духовного руководителя. Скитяне все равно приходили к старцу в обитель, но это нарушило сложившийся уклад жизни, доставляя всем большие неудобства. А жаждущие найти у старца утешения и теперь находили его — никакие запреты не могли заставить отца Льва отказаться от своего долга — врачевать души людей, наставлять их на путь истины. Однажды настоятель монастыря пришел посмотреть, что делается у старца, и увидел, что его келья полна народа. Старец читал над больными молитвы и помазывал их святым елеем из лампадки, висевшей перед его келейной Владимирской иконой Божьей Матери.

Ища всегда лишь славы Божией и пользы ближних, преподобный говорил: «Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову, а кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?»

Владыка Николай, в очередной раз, запретив старцу принимать людей, грозился сослать его в Сибирь, если тот не послушается. Но старец, с первых дней своей монашеской жизни являвший образец послушания, в этом вопросе был непреклонен — следование воле Божией было для него превыше всего.  Епископ Николай грубо обращался со старцем, совершенно не считаясь с его годами. Он запретил ему носить схимническое одеяние, поскольку постриг в схиму был совершен келейно, «без консисторского указа». Но отец Лев все притеснения, касавшиеся его лично, переносил со смирением и благодушием, даже, можно сказать, весело. Когда его внезапно перевели из скита, и в обители не нашлось сразу подходящей кельи, больному немощному старцу приходилось подниматься по крутой лестнице. По настоянию Преосвященного Николая больной старец должен был ходить ежедневно к церковным службам. Но это требование обернулось настоящим «триумфом» отца Льва — его выход из кельи сопровождался бурным проявлением народной любви. Вот как писал об этом очевидец: «…чудное было в то время зрелище. Его шествие в храм Божий походило на шествие триумфальное. Народ с нетерпением ждал его появления. При его выходе из кельи многие повергались пред ним на землю, все старались принять от него благословение и поцеловать его руку, некоторые целовали края его одежды, а иные громко выражали свое сострадание к нему. Небольшое пространство от кельи до церкви старец проходил между двух стен народа не менее получаса, шутя, отгоняя палкой слишком теснившихся к нему. У правого клироса, где становился старец, собирались огромные толпы народа».

Гонение, постигшее отца Льва со стороны противников старчества, распространилось и на его учеников.

Лишь в конце жизни старца, благодаря заступничеству митрополита Филарета (Амфитеатрова), искренно любившего отца Льва, калужский Владыка несколько ослабил свое гонение, он оставил отца Льва в покое, дав возможность жить и действовать, как ему угодно. А для старца главным было — служить ближним, исполняя волю Божию.

Любовь к старцу в народе была огромная. Простые люди относились к нему с полным доверием, обращались со всеми своими нуждами. Отцу Льву были даны от Господа многие дары. Человек еще не переступал порога его кельи, а старец уже знал, с чем тот к нему идет — в каком состоянии, с какими вопросами и недоумениями, как тут можно помочь, утешить. Нередко случалось, что к старцу приходили люди, скептически настроенные, относившиеся к нему с недоверием. Но их мнение быстро менялось, стоило им только лично встретиться с отцом Львом. Старец разрешал все проблемы, вникал в бытовые, житейские обстоятельства. Когда выяснилось, что браки, совершенные по его благословению, всегда удачны, к нему стали часто обращаться с вопросами об устроении семейной жизни. Просившим благословение на брак отец Лев обыкновенно советовал обстоятельно рассмотреть ситуацию. Обратить внимание на то, чтобы и жених и невеста были здоровы, обеспечены, желательно — были равными по положению и возрасту. Бедным семействам не советовал брать богатую невесту, чтобы не оказаться в зависимости. При этом старец повторял простую старинную пословицу: «Знай сапог сапога, а лапоть лаптя». Вопрошавшим о выборе жениха говорил, чтобы обращали внимание на свойства его отца, а о невесте,— чтобы смотрели на характер матери. Наконец жениху, невесте и их родителям рекомендовал после усердной молитвы прислушаться к своему сердцу. Если при мысли о браке ощущается душевное спокойствие, — то можно решаться на этот шаг. В противном случае, если есть сомнение, безотчетная боязнь, беспокойство и смущение, то стоит еще подождать и поискать.

Благодаря дару прозорливости старец многих спас от разных бед и несчастий, вовремя предупредив об угрожающей опасности. Старец исцелял душевнобольных и бесноватых, возрождая людей к новой жизни. Одна из бесноватых, как увидела старца, упала перед ним и закричала страшным голосом: «Вот этот-то седой меня выгонит: был я в Киеве, в Москве, в Воронеже, никто меня не гнал, а теперь-то я выйду!» Когда преподобный прочитал над женщиной молитву и помазал маслом из лампадки, горевшей пред образом Владимирской Богоматери, бес вышел.

Духовная деятельность отца Леонида не ограничивалась только Оптиной Пустынью. Часто посещал он Калужскую Тихонову пустынь, где настоятелем был его духовный сын — отец Геронтий. Когда игуменом Малоярославецкого Никольского монастыря назначен был отец Антоний (Путилов), вместе с ним перешли в эту обитель и многие ученики его, все они неизменно прибегали за советом к старцу Льву. Многие инокини женских обителей были под духовным руководством у старца, особенным его попечением пользовались Севский Троицкий монастырь, Борисовская Тихвинская пустынь и Белевский Крестовоздвиженский монастырь.

Игумен Антоний (Бочков) оставил нам портрет старца: «Лицо его круглое, смугловатое, от подвигов бледное и благообразное, с выражением строгости и мужества, обрамлено было небольшою бородою. Волосы на голове густые и длинные. Под старость они сделались настоящею львиною гривой, желто-седою, волнистою, и спускались гораздо ниже плеч.

Глаза небольшие, сероватые, смотрели прямо, не наблюдая за пришедшим и не догадываясь, что таится в его душе. С одного взгляда Старец знал, что привлекло к нему иного странника, прошедшего тысячи верст. Руки были очень стройны и красивы… Рост его был выше среднего. Походка красивая; мужественная и вместе с тем легкая мерная поступь показывала, что он легко носил свое довольно тяжелое тело. Никакой сутуловатости и согбенности старческой не видно было в этом, утвердившемся в битвах духовных, воине Христовом».

Многие вспоминали, что при простоте обращения, вид старца был по-настоящему величественный и с первого взгляда внушал почтение и благоговение.

Отец Лев и в преклонном возрасте отличался бодростью духа, никогда не жаловался на здоровье. Но годы и огромная нагрузка брали свое. В 1841 году началась тяжелая предсмертная болезнь старца. Длилась она недель пять. С первых чисел сентября он стал заметно ослабевать. Чувствовал сильную боль в правом боку, в груди скопление мокрот, и в животе большую затверделость. Но никакой помощи от врачей не принимал, все упование свое, возложив на Господа. Пищи в последние дни старец вовсе не вкушал, укрепляло его только причастие Тела и Крови Христовых.

15 сентября он был соборован и с этого дня стал готовиться к кончине.  Он прощался с приходившими к нему братиями.  Благословляя их, давал кому книгу, кому образ, и  никого не оставил без утешения.

В субботу 11/24 октября 1841 года старец благословил всех окружавших его и сказал: «Ныне со мною будет милость Божия». После этих слов он возвеселился духом и, хотя испытывал тяжкие телесные страдания, не мог скрыть своей радости, лицо его просветлело. С молитвой на устах старец предал свой дух Богу в 72 года.  Это произошло вечером, когда наступило празднование памяти святых отцов седьмого Вселенского Собора. Господь благоволил принять душу верного раба своего, как бы в обличение тех, которые  по неразумению своему называли его еретиком. Тело преподобного стояло в соборном храме три дня, нисколько не издавая запаха тления.  Оно согревало всю одежду и даже нижнюю доску гроба. Руки были мягки, как у живого, и имели особенную белизну. В болезни же старец имел руки и все тело холодное, и многим любящим его, он говорил: « Если получу милость Божию, тело мое согреется и будет теплое». На третий день, при огромном стечении народа, состоялось отпевание старца Льва, погребен был преподобный близ соборной Введенской церкви, за южным приделом святителя Николая Чудотворца.

26 июля 1996 года состоялось долгожданное событие – были причислены к лику местночтимых святых тринадцать преподобных, среди которых был иеросхимонах Лев. В день Рождества Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, 7 июля 1998 года, братия приступили к работам по обретению святых мощей старцев, погребенных на монастырском некрополе. 10 июля были обретены мощи преподобного Льва. Обретенные мощи положили в дубовые ковчеги, отслужили пред ними молебен и установили во Введенском соборе для поклонения.

23 октября 1998 года, в день памяти преподобного Амвросия, Святейший Патриарх Алексий II освятил выстроенную по старым чертежам Владимирскую церковь, которая должна была стать храмом-усыпальницей оптинских преподобных. В этот же день мощи семи старцев: Льва, Макария, Илариона, Анатолия (Зерцалова), Иосифа, Варсонофия и Анатолия (Потапова) были торжественно перенесены во Владимирский храм и положены в гранитные раки.

Раки с мощами преподобных.

В августе 2000 года юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви установил общецерковное почитание Собора Оптинских святых. В 2016 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла было установлено празднование Собора всех святых, в Оптиной пустыни просиявших. С тех пор оно совершается ежегодно 11/24 октября, в день памяти преподобного Льва, основателя оптинского старчества.

Память преподобного Льва совершается 11/24 октября в Соборе Оптинских старцев, в Соборе Калужских святых – 18/31 июля и 27 июня/10июля – в день обретения мощей.

 

Материал подготовила Егорова Раиса Константиновна.

Количество просмотров: (110)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *